Индия

Тал прикасается к Нанаку и чувствует, что тот внезапно напрягается.

– Вовсе нет, детка. И никто не сумеет его сделать. В современном мире не может быть тех, кто стоит в стороне от битвы. Да, мы живем нашей прелестной жизнью и радуемся нашим особым утонченным удовольствиям, не доступным никому другому, кроме нас, но все же мы остаемся людьми. Мы – часть человечества. Теперь человечество разделилось. И вскоре все мы станем грызть друг другу глотки из‑за будущего наших детей. Представители среднего класса за десятилетия «потерянных женщин» хорошо поняли, что создать новую касту не так уж и трудно и что никто не будет сильно против, особенно если бинди будет запрограммировано в вашем ДНК. Тысячелетнее правление этого генетического раджи…

Вокруг уже совсем стемнело. Тала пробирает дрожь. Ньют ощущает себя крошечным существом, для которого нет места в будущем, его нет для всех сделавших «Шаг‑В‑Сторону», для всех генетических пацифистов.

Откуда‑то снизу доносится голос с австралийским акцентом:

– Добрый вечер, Нанак‑джи! В Хайдарабаде дождь, я только что слышал сообщение.

Нанак поднимается из ванны, но говорившего не видно в ночной темноте.

– Действительно, добрые новости! – отвечает Нанак. – Необходимо отметить такое важное событие!

– Я выпью за это!

Слышны приглушенные звуки. Кто‑то движется от люка к капитанскому мостику. Купающиеся оборачиваются. Там стоит ньют. На нем легкая голубоватая юката.

– Я услышал… Я подумал, что, возможно…

– Мы всем рады, – отвечает Нанак и начинает искать в маленьком холодильнике очередную бутылку «кингфишера».

– Как вы думаете, это правда, что приближается дождь? – спрашивает ньют, сбрасывая хлопчатобумажное одеяние голубоватого цвета.

По телу Тала пробегает приятная дрожь от вида узких плеч, по‑женски широких бедер, плоской груди и выбритого священного треугольника йони. Предоперационный период… Ньют – тот самый, застенчивый, о котором Нанак говорил, что он может сбежать.

Тал вспоминает три года, проведенные в предоперационном статусе в попытках накопить деньги на место в «клинике» Нанака. Как и воспоминание о ночном кошмаре, оно состоит из нескольких отрывочных впечатлений. Гормональные инъекции три раза в день. Постоянное бритье. Бесконечное чтение мантр, отвлекающих от сексуально дифференцирующих мыслей и заставляющих воспринимать себя как ньюта.

– Да, думаю, что он наконец‑таки пойдет, – отвечает Нанак, когда ньют опускается в воду рядом с ними, и сразу же все сексуальные и тендерные ассоциации исчезают.

Они движутся вместе в теплой, как кровь, воде, касаясь друг друга прикосновениями ньютов. Этой ночью Тал спит рядом с Нанаком, свернувшись калачиком. Они лежат в одной постели – просто как друзья.

– Будь осторожен там, в своем Варанаси, – кричит Нанак вслед Талу, когда ньют спускается с исцарапанного борта «Фугаци» и прыгает в «Риву», поджидающую его в грязной воде неподалеку.

– Постараюсь, – отвечает Тал. – Но сердце ведь такая слабая штука.

Выглянув из иллюминатора в тот момент, когда судно на подводных крыльях отчаливает от берега, Тал успевает увидеть широкую полосу клубящихся темно‑серых облаков, простирающихся на юг и восток значительно дальше, чем можно разглядеть. А в ушах ньюта звучит микс «Любовь и приключение».

Тала всегда тешили надежды, что когда‑нибудь ньют потрясет Варанаси. Так оно в каком‑то смысле и получилось. Точнее, Талу удалось поразить компанию «Индиапендент Продакшнз», отдел разработки мета‑сериалов. А еще точнее, ньют потрясает Ниту, которая хлопает в ладоши и говорит, что Тал выглядит просто по‑о‑отряса‑а‑юще и что, конечно же, Талу удалось великолепно провести время в этой жуткой Патне, и… о, я совсем забыла, что для тебя здесь есть письмо, доставленное особой почтой.