Индия

представителей, а отсюда вывод, что генеалогия была придумана потом, когда брахманы стали у кормила власти.

Возможно и то, что входившие в Индию волны ариев или их отдельные кланы уже выделяли из общей массы особые племенные группы, которых признавали брахманскими, т. е. класс духовных был намечен ранее или даже, может быть, задолго до вторжения ариев. Большие аналогии в области божеского пантеона, относимые не только к индоиранскому периоду, но даже к индоевропейскому, как будто подтверждают приведенную гипотезу, так как говорят о необходимости очень раннего создания жреческого класса.

Для нас важны не эти предположения о происхождении брахманов а, скорее, вопрос о том, когда они получили силу, и легко ли она им досталась. Арии, по-видимому, вступили в Индию, имея уже повышенное представление о жрецах как руководителях жертвоприношения прежде всего. «Ригведа» говорит, что лишь царь, перед которым шествует жрец, будет чувствовать себя прочно и хорошо в своем доме; перед ним склонятся народы; или «царь, дающий богатства жрецу, одержит победы, так как ему помогают боги». Это показывает, что роль жрецов и их социальное положение уже были оформлены в привилегированном свете где-то вне Индии. Даже положение царей не вполне было свободно от жреческого влияния. Нужно думать, что лишь потом непрерывные и, видимо, тяжелые войны, выдержанные ариями в пределах Пенджаба, выдвинули значение кшатриев (воинов), а тем более их вождя на первый план. В этот момент царь захватывает полноту власти: он ведет свое войско против врага, он же является посредником между народом и богами, молит последних о помощи, славит их или приносит им жертвы. В отдельных случаях он мог предоставлять это дело пурохите (букв, «стоящий впереди»), руководившему жертвоприношениями, или совсем передать свои обязанности жреца кому-либо другому, кто обладал нужной внешностью и отличался как певец или творец гимнов. В этом отделении царской власти от сана жреца можно видеть зародыш той розни между кшатриями и жрецами, из которой последние вышли победителями, а это сыграло важную роль в судьбах арийского народа.

Когда совершился и почему совершился переход верховенства от военной аристократии к сословию жрецов, установить трудно, но набросать некую канву предположений возможно. Чем дальше продвигались арии по Индии, тем менее и менее они встречали сопротивления, натыкаясь на более слабые и менее воинственные, более инертные народные массы; война становилась менее нужным и менее важным делом, потеряв свою остроту и напряжение. Кшатрии были теперь также менее нужны. Но, с другой стороны, нарождалась потребность в других дирижерах, которые могли бы навести порядок во вновь завоеванных странах, наметить законы, упрочить религиозный культ и т. д. Этими новыми руководителями и явились брахманы, или жрецы, которые уже давно по своей прямой специальности имели дело и с правом, и с науками, и с обычаями, не говоря уже про культ. А мог ли кто теперь посягать, как в старину царь или воины, на их жреческие обязанности? Теперь нет. Священный язык стал мертвым и требовал специальных годов изучения, ритуал сделался объемистым и сложным, т. е. опять-таки требовал предварительной подготовки, наконец, устная передача всех нужных формул и молитв, с одной стороны, и аристократизм жреческого состояния — с другой, нашли себе лучший исход в принципе наследственной передачи знания. Словом, образовалась группа семейств, неуязвимая и незаменимая в своей жреческой специальности какими-либо другими группами и теперь переходящая в другие области общественного служения или социального бытия, в области законодателей, судей, ученых и т. д.

Такая широкая дорога сулила прежнему певцу и создателю гимнов несомненную победу, и в результате аристократия со своим мужеством, самопожертвованием на полях сражений и со своей физической силой была сломлена, а жрец со своим знанием жизни и народа, со своей таинственной волшебной силой жертвы овладел духовной жизнью народа. Он не замедлил прочно утвердить за собою эту власть, монополизируя все религиозное и философское мышление, регулируя по строго выработанному плану всю общественную и частную жизнь, втискивая ум, чувства и волю индуса в предписанные им совершенно определенные рамки.

В какую же форму богопочитания превратили теперь брахманы религию арийских пришельцев — ведизм? Конечно, сами брахманы, постепенно выработавшие сложнейшую систему ритуала и обрядностей, внушавшие массе исключительную веру во всемогущество жертвы, т. е. ставшие обыденными ремесленниками всех этих возвышенных и чудодейственных концепций, должны были сначала в лице лучших умов и более глубоких мыслителей скоро прийти к заключению о ничтожестве всех подобных обрядностей, а главное, об отсутствии в них более высоких зерен философского и морального порядка. Одновременно же привычка мыслить, наследственная передача тренированных мозгов и большой досуг, получаемый на фоне аскетической жизни, толкали брахманов к неустанному философствованию, к созданию более глубоких форм богопочитания, к решению предвечных вопросов бытия, первопричин и т. д.