Индия

– А мне он дедушка.

– Не совсем так, Дарлинг. Не по крови.

И вдруг я вижу: меня покинули по одну сторону горы, а Нэн, Пит, Лоретта, крошка Бритни, Вилли и Пэтси – все на другой стороне. И нет у меня никакой возможности перебраться туда, к ним. Я совсем одна… а Терри уже карабкается за мной, по моей стороне горы.

– Мы его выдадим. Мы покажем мой шрам, – сказала я.

– Да, мы можем попытаться, любовь моя, но вспомни, что мы сказали в больнице… что ты поранилась, играя с братом и сестрой. Защищаться в суде, опираясь на это, будет трудно.

– Значит, ты думаешь, они в самом деле потащат нас в суд, Нэнни?

– Нет, моя радость, я уверена, что Терри просто пытается нас запугать, – сказала Нэн. – Все это адвокатские штучки! Держу пари, что они блефуют.

– Так они все‑таки явятся завтра или это тоже блеф? – спросила я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

– Тут я не уверена, моя ласточка, – сказала Нэн. – Но ты не бери в голову. Тебе не нужно даже оставаться здесь. Я не желаю, чтобы эта свинья опять травмировала тебя. Да, дорогая, мы так и поступим: ты проведешь день вне дома. Может, съездишь в город, а? А все это предоставишь своей бабушке. И не гляди так трагически. Тебе не о чем беспокоиться.

Я ничего не могу поделать. Как будто я проглотила целый рой пчел, и они жужжат у меня в желудке.

Я не могу спать.

Мне страшно заснуть, потому что всякий раз, как я начинаю задремывать, откуда‑то выскакивает прямо на меня Терри, вертит своим поясом, щелкает им как кнутом – вжик, вжик, вжик! Я в ужасе вскакиваю и каждый раз твержу себе: все в порядке, это просто дурной сон, но при этом помню, что Терри вовсе не сон, он реален, и он приедет сюда, чтобы забрать меня. Он будет вести себя мило и ласково, словно и в самом деле любит меня и хочет, чтобы я вернулась, но я знаю, что произойдет, как только он заполучит меня и захлопнет за мной дверь.

Дорогая Китти,

сегодня я проснулась рано и сидела в постели, скрестив ноги, писала дневник. И каждый раз имя моей подруги Дарлинг старательно выводила самыми крупными и необыкновенными буквами‑виньетками, выделяя их еще золотом, так что в конце концов страницы одна за другой просто сияли. Потом я поняла, что проголодалась, и тихонько спустилась вниз, чтобы подкрепиться чем‑нибудь на завтрак.

Я как раз стала готовить себе очень интересный грандиозный сандвич – слоями банан, плавленый сыр и мед, а еще для контраста шоколад и ломтики персика, – как вдруг в кухню влетела мама, так напугав меня, что я уронила бутылку с молоком, которое разлилось по всему полу.

– Ради всего святого, Индия, ну можно ли быть такой нескладной! – воскликнула она, прыгая по кухне с бумажным полотенцем и кухонной тряпкой. – А что это у тебя?

– Просто са‑андвич.

– На мой взгляд, это целый батон, – сказала мама с гримасой. – Кажется, ты не принимаешь всерьез свою диету, Индия.

Она демонстративно положила в блендер два лимона. Свой завтрак.

Мама без конца, без конца твердит мне о диете, как будто мои размеры – единственное, что во мне имеет значение. Блендер тарахтел вовсю. Мама смотрела на меня. Казалось, она размышляет о том, удастся ли ей и меня засунуть в блендер и выжать, как те лимоны. Впрочем, я сомневаюсь, что, даже превращенная в кашицу, буду пригодна для того, чтобы щеголять в одежде от Мойи Аптон.

Я дерзко откусила большущий кусок и причмокнула губами. Мама вздохнула и выключила блендер. Она вылила в стакан сок и выпила его. От кислого напитка ее щеки немного втянуло, но она ведь скорей умрет, чем добавит в него крупицу сахара.