Индия

– Меня беспокоит будущее моей сестры.

Фраза вырвалась у меня почти помимо моего желания, и под ее воздействием хрупкая броня пластикового очарования Шомы сразу же дала трещину.

– Можно я дам вам совет? – сказала она, ее голос вдруг зазвучал значительно мягче и человечнее, чем прежде. – Миранда вот‑вот родит Просперу сына, о котором он давно мечтает. Мужчины в Индии уважают женщин, рожающих им сыновей. Но вы можете действительно навлечь на себя серьезные неприятности, если будете и дальше совать свой нос куда не следует. Это чужая вам страна. Здесь не высмеивают донкихотов и не подвергают их великосветскому остракизму, закрыв для них двери престижных клубов и аристократических гостиных, здесь их просто убивают. Поэтому наши мельницы все еще стоят и, как ни странно, работают. А теперь, как ни печально, мне нужно бежать на работу. Мы готовим к выпуску сенсационный материал о поцелуях, и я совершила большую ошибку, поручив эту работу одной маленькой девственнице.

Мы вышли из «Тадж‑Махала» на воздух, который совсем не был свежим. Перенасыщенный влагой до такой степени, что казалось, в нем можно было плавать, тяжелый, густой воздух, вдыхаемый, заглатываемый, перевариваемый, выдыхаемый и отрыгиваемый слишком большим количеством людей. Возникало ощущение, что вокруг головы у меня намотан кусок влажной шерсти.

– Боже, как хочется, чтобы наконец пошел дождь, – сказала Шома.

Я предложила подвезти ее, прикинув, что по дороге смогу вытянуть из нее еще кое‑какие откровения о криминальной подкладке Бомбея. Но до самого коммерческого центра города Шома не переставая болтала о бомбейских ресторанах, не обращая никакого внимания на мои намеки и комплименты по поводу ее информированности о самых темных уголках жизни этого мегаполиса. И только она начала рассуждать о гастрономическом убожестве делийской кухни, как мы угодили в транспортную пробку.

– Я думала, что раз обеденное время кончилось, то с ним должны закончиться и пробки, – произнесла я, чувствуя, как тонкий ручеек пота, слегка щекоча кожу, стекает у меня промеж лопаток.

– Вы заблуждаетесь. Обеденные пробки закончились, но начинаются послеобеденные.

Между автомобилями появились попрошайки, которые довольно ловко пробирались к нам и барабанили по стеклам.

– Сразу поняли, что вы туристка, – пояснила Шома. – Если вы чувствуете себя виноватой в чем‑то, пожертвуйте им что‑нибудь.

Она опустила стекло и протянула какой‑то нищенке банкноту в двадцать рупий.

– Извините, – сказала она. – У меня больше нет с собой.

У женщины, получившей милостыню, на лице была почти мужская щетина, а у губ – цвет ярко‑красных георгинов.

Меня удивил неожиданный поступок Шомы.

– Чем она вас заинтересовала? – спросила я.

– Это хиджра. Если нагрубить им, они обрушат на вас массу проклятий и пригрозят продемонстрировать свои изуродованные гениталии. А это считается очень дурным предзнаменованием. – Она пристально посмотрела в окно и последние слова произнесла уже без особого желания, словно через силу и по какой‑то загадочной необходимости. – Они могут превратить в хиджр ваших сыновей. А я беременна.

* * *

– Подобное консервативное отношение к хиджрам довольно распространено, – сказал Томас на обратном пути в отель. – Здешние жители, по крайней мере те из них, которые в отличие от меня не являются христианами, до сих пор опутаны всякого рода мистическими предрассудками и верой в магию.

– Вы действительно полагаете, что христиане не опутаны мистическими предрассудками и верой в магию?

Он пожал плечами.

– Ну, во всяком случае, Индия постепенно перестает быть страной заклинателей змей, магарадж, канатоходцев и прочей ерунды и мракобесия.