Индия

Индийский материал активно использовался и в работах по сравнительной этнологии. Исследователей прежде всего привлекали описания свадебных и похоронных обрядов, которые могли найти аналогии в сообщениях античных писателей, в средневековых германских обычаях и поверьях. Весь сходный материал объявлялся принадлежащим эпохе первоначального индогерманского единства. Общеиндогерманские обряды оказались, таким образом, значительно богаче, нежели те, которые можно наблюдать у отдельных народностей этой семьи. По существу, вместо анализа и реконструкции наиболее раннего состояния делались попытки создания синтетической, сводной картины.

Постепенно в круг этнологических исследований начал включаться материал и о тех племенах, которые не находились в родстве с индоевропейцами. И тогда возникла проблема типологического сходства и общих закономерностей в развитии социальных форм и культуры разных народов. Санскритские источники широко использовались при построении глобальных схем основных этапов истории человечества (на русском языке, например, в работах М. М. Ковалевского по эволюции родового строя, семьи, собственности, общины, правовых обычаев).

Особенно большое значение имела санскритология в развитии фольклористики и сравнительного литературоведения. Центральной фигурой здесь является Теодор Бенфей (1809-1881). Как и большинство индологов того времени, он получил блестящее классическое образование, которое помогло ему в избранном направлении исследований. Славу ученому принесла работа о сборнике басен и новелл «Панчатантре» (1859), в которой он пытался доказать, что большая часть сюжетов мирового фольклора корнями уходит в Индию. В самой же Индии басни о животных обязаны своим происхождением джатакам — рассказам о прежних рождениях Будды — и связаны с индийским учением о переселении душ.

Полемика, вызванная теорией литературных миграций, продолжалась несколько десятилетий, и заслугой Т. Бенфея явилась не только постановка проблемы, но и открытие им целого ряда фактов по истории странствования «Панчатантры».

Тема культурных влияний была чрезвычайно популярна в историографии. Так, А. Вебер, анализируя сходство основных мотивов «Рамаяны» и «Илиады» (похищение жены и великая война), доказывал, что индийский эпос сложился под воздействием Гомера. Он же (а затем и Эрнст Виндиш) защищал тезис о греческом происхождении индийского театра. Ставилась под сомнение самостоятельность развития индийской математики и астрономии. Индуистское учение об аватарах выводилось из христианских представлений о воплощениях, и само имя Кришны связывалось с Христом. Во всей обширной литературе подобного рода недостаточно принималась во внимание возможность чисто типологического сходства, нередко и сами сравнения оставались поверхностными и субъективными. Увлеченные идеей влияния, исследователи не всегда задумывались над причинами, которые могли бы вызвать подобное влияние, или об условиях, которые могли его обеспечивать. Дело часто ограничивалось констатацией как бы перемещения той или иной идеи или образа, а сам механизм взаимодействия разных культур оставался нераскрытым.

В середине прошлого века в санскритологии происходило становление национальных школ. Одним из первых американских индологов был Уильям Дуайт Уитни (1827-1894), переведший на английский язык «Ат-харваведу». Он работал в Йельском университете. В 1842 г. было основано Американское общество ориенталистов, а с 1850 г. стал выходить журнал этого общества Journal of American Oriental Society. В Голландии трудился буддолог Гендрик Керн (1833-1917), как и У. Д. Уитни, учившийся в Германии.

Появились первые санскритологи и в университетах Москвы и Петербурга П. Я. Петров и К. А. Коссович. Павел Яковлевич Петров (18141876) получил образование в Московском университете по восточным языкам: арабскому, персидскому и турецкому. Занимался он и санскритом, для совершенствования в котором был послан к Ф. Боппу. По возвращении в Россию П. Я. Петров преподавал в Казанском университете, а в 1851 г. занял только что созданную кафедру санскрита в Москве. Он был известен как замечательный полиглот (о чем свидетельствует и его библиотека, хранящаяся в Московском университете). Ученики П. Я. Петрова, Ф. Ф. Фортунатов и В. Ф. Миллер, начинали свою деятельность как санскритологи, хотя их основные труды принадлежали другим областям лингвистики.

В Москве учился и Каэтан Андреевич Коссович (1814-1883), усердно занимавшийся греческим, латинским и древнееврейским. К изучению санскрита его подтолкнули славянофилы — прежде всего А. С. Хомяков, подаривший «страстному эллинисту» вильсоновский словарь, купленный по случаю на Сухаревке. А. С. Хомяков и сам был настолько увлечен поисками древнеиндийских слов, сходных со славянскими, что утверждал, будто русский человек легко может читать по-санскритски, вовсе не обучаясь специально этому языку (проблема лишь в незнании шрифта). Памятником такого же рода энтузиазма является и подготовленный (но не законченный) К. А. Коссовичем «Санскрито-русский словарь» (1850-е годы), где слова даются не только русскими буквами, но и располагаются в порядке нашего алфавита, чтобы облегчить пользование им «для лиц, индийского письма не знающих». Когда в Петербургском университете был образован факультет восточных языков, К. А. Коссович занял кафедру санскрита. Преподавание его не отличалось научной глубиной и систематичностью, но все же появилась возможность для специализации в области индологии.