Индия

Саджида Рана замечает неаккуратно сделанный шов на своих военных брюках и начинает нервно ерзать в кресле.

– Есть еще что‑нибудь, что может меня касаться?

Шахин Бадур Хан включает палм, просматривает новостные каналы. Фантомные страницы появляются у него прямо перед глазами. Новости «взрываются» вокруг маленькими цветными бомбами.

– Си‑эн‑эн, Би‑би‑си и «Ньюс Интернэшнл» включают наши события в число первоочередных новостей.

– Что же задает тон в царстве Главного Дьявола?

Шахин Бадур Хан быстро «пролистывает» передовицы основных электронных СМИ от Бостона до Сан‑Диего.

– От мягкого скептицизма до резкого отторжения. Консерваторы требуют, чтобы вначале мы вывели войска, а за тем переходили к переговорам.

Саджида Рана слегка оттягивает нижнюю губу – жест, известный только ее ближайшим доверенным лицам.

– Ну, по крайней мере пока они не посылают сюда морских пехотинцев. Собственно, с какой стати, ведь речь у нас идет не о нефти, а всего лишь о воде. Как бы то ни было, воюем мы не с Вашингтоном. Какие новости из Дели?

– На онлайновых каналах ничего.

Премьер‑министр еще больше оттягивает нижнюю губу.

– Не нравится мне это. Плохой знак.

– Данные с наших спутников показывают, что силы авадхов все еще находятся на занятых ранее позициях.

Саджида Рана отпускает губу и выпрямляется на сиденье.

– Черт с ними! У нас великий день! Мы должны радоваться и торжествовать! Шахин, – называет его по имени, – между нами… Чаудхури. Что вы о нем думаете?

– Министр Чаудхури – очень способный депутат парламента от своего округа…

– Министр Чаудхури – хиджра. Шахин, у меня есть одна идея, которую я давно обдумываю. В будущем году в Дидаргандж проводятся внеочередные выборы. Ахуджа пытается делать вид, что победителем будет он, но всем известно, что беднягу давно пожирает опухоль. А место‑то хорошее, надежное. Черт, они бы избрали даже самого Джеймса Маколея, стоило бы ему воскурить немного фимиама Ганеше.

– Должен вам напомнить, госпожа премьер‑министр, что президент Маколей не мусульманин.

– Да бросьте, Хан. Вы‑то сами даже отдаленно не сойдете за Бен Ладена. А кто вы, кстати? Суфий или что‑то в этом роде?

– Да, я происхожу из суфийской семьи.

– Вот, собственно, о чем я и хотела сказать… Послушайте, вы хорошо себя проявили в нашем нынешнем деле, и мне нужно, чтобы способности такого человека не пропадали втуне. Вам, конечно, придется пройти определенный период ученичества на задних скамьях парламента, но моя задача – вручить вам министерский портфель.

– Госпожа премьер‑министр, я не знаю, что вам на это ответить…

– Можете начать со «спасибо», господин расчетливый суфий. Но все, что вы слышали, строго между нами.

– Будьте спокойны, госпожа премьер‑министр.

Поклоны, смирение, полное соглашательство. Простой государственный служащий. Но сердце Шахин Бадур Хана готово выскочить из груди. В Гарварде – вскоре после того, как закончились первые экзамены и спало первоначальное, свойственное всем новичкам напряжение, а лето зацвело вокруг всей своей роскошной красой, – он позабыл о добродетелях студента факультета бизнеса и о дисциплине суфия. Под долгие разглагольствования владельца магазинчика, где продавались спиртные напитки, Шахин купил бутылку импортного солодового виски и среди пыльных полос солнечного света, проникавшего в окна его студенческой комнаты, выпил за успех. Между тем мгновением, когда с характерным щелчком из бутылки вылетела пробка, и мучительными минутами, проведенными в лиловых сумерках над унитазом, он пережил период, в течение которого совершенно определенно ощущал себя погруженным в океан счастья, восторга, света, полной уверенности в собственной значимости, а весь мир казался беспредельным и совершенным. Шахин подошел к окну с бутылкой в руках и рычал от блаженства. На следующее утро его мистическая эпифания обернулась тяжелым похмельем и чувством глубочайшей духовной вины. И вот теперь, сидя в военном самолете рядом с премьер‑министром, Хан вновь ощутил нечто подобное. Член кабинета министров! Он! Шахин пытается взглянуть на себя со стороны, представить совсем другое место – за столом в великолепном, залитом солнечным светом зале заседаний кабинета министров. Он видит себя стоящим под куполом Сабхи. Почетный член Дидарганджа. И это будет справедливо. Он будет вознагражден по заслугам – и вовсе не за усердную и безупречную службу, а за свои способности, за свой талант. Он заслужил награду. Заслужил – и получит ее.